26 августа 2008 года постсоветское пространство стало другим. Создан прецедент изменения границ бывших союзных республик. То, на чем держался постсоветский мир начиная с декабря 1991 года, рухнуло. Аргумент о том, что, мол, признаны две бывшие автономии Грузии только лишь Россией, по сути ничего не меняет. Турецкая Республика Северного Кипра была признана в 1983 году также одной лишь Турцией. Но вот уже 25 лет она является важным игроком черноморско-средиземноморской политики. Это де-факто государство в 1990-е годы признало независимость Чеченской Республики Ичкерия и в 2003 году более жестко, чем Анкара, оппонировало решению США начать операцию в Ираке. И тот факт, что признаны Южная Осетия и Абхазия не просто страной - членом ООН, а постоянным представителем Совбеза, обладающим правом вето, членом ядерного клуба и глобальным игроком, усиливает их позиции.

Успешное самоопределение Абхазии и Южной Осетии (естественно, с точки зрения национальных элит и народа этих образований) ставит немало острых вопросов. Станет ли оно прецедентом для сепаратистских или националистических движений на территории бывшего СССР? Не вызовет ли одностороннее признание абхазского и осетинского суверенитета Москвой "эффект домино" внутри самой России, особенно в северокавказском регионе? В той же Грузии этнополитическая ситуация в Джавахети (где доминирует армянское население) и Квемо Картли (где проживает порядка полумиллиона азербайджанцев), Панкисском ущелье (место компактного проживания чеченцев-кистин) далеко не идеальная. Время от времени там возникают конфликты, хотя в каждом конкретном случае у них разные причины. Практически у каждого государства СНГ есть свои сепаратистские "скелеты" в шкафу (или представления о том, что таковые существуют). На территории Молдавии и Азербайджана до сих пор тлеют неразрешенные конфликты, а два де-факто государства Приднестровье и Нагорный Карабах осмысливают собственную тактику и стратегию по обеспечению будущего признания. Ситуация на российском Северном Кавказе (Ингушетия, Дагестан) также вызывает тревогу. В советский период практически все национально-территориальные образования были созданы путем этнополитического конструирования. Отсюда у каждого нового независимого государства в большей или меньшей степени присутствуют проблемы легитимности, то есть восприятия власти в качестве своей. Русским Украины и Казахстана, узбекам Киргизии, украинцам Молдавии, представителям северокавказских этносов России и Азербайджана по разным причинам не всегда легко почувствовать себя "своими" в своем новом постсоветском государстве. Именно этим и можно объяснить весьма сдержанную реакцию бывших республик "нерушимого Союза" на признание независимости Абхазии и Южной Осетии. Даже наиболее близкие партнеры Москвы (Казахстан, Белоруссия, Армения, Узбекистан, Таджикистан) воздержались от прямой поддержки указа российского президента от 26 августа 2008 года.

Но если оставить в стороне эмоции и переживания по поводу "эффекта домино", то следует признать, что прямого воздействия на территориальную целостность того или иного государства Евразии успешное самоопределение Абхазии и Южной Осетии не окажет. Как не оказало такого воздействия признание Косово Канадой, Францией или Бельгией. Ведь не стали же движение за отделение Квебека, корсиканские или фламандские националисты сильнее на основании лишь одного формального закрепления того, что в реальности уже состоялось, то есть признание де-юре того, что Косово уже не является частью Сербии. Спору нет, апелляции и к Косово, и к Абхазии с Южной Осетией будут делаться. Более того, такие апелляции станут инструментом национал-сепаратистских движений, которые есть даже в стабильной и интегрированной Европе. Наверное, абхазский и осетинский прецеденты будут также использоваться и в больших геополитических играх.

Однако же сама динамика сепаратистских настроений определяется не признанием чьей-то независимости и вообще не внешней, а прежде всего внутриполитической ситуацией. В начале 1990-х вместе с абхазским, осетинским и приднестровским движениями были активными гагаузское (в Молдавии), польское (в Шальчининкайском районе Литвы), русское в Латвии и Эстонии (где русские даже имеют места компактного проживания), неоказачье в Казахстане. Но в Гагаузии все ограничилось предоставлением Республике Гагауз Ери ограниченной автономии, а своих "абхазий" не появилось в Литве или в Казахстане. Не было для этого серьезных внутренних предпосылок. В том же Казахстане не будет мощного национал-сепаратизма не потому, что Астана откажется формально признать новые политические реалии на Южном Кавказе. Его не будет потому, что это государство реализует проект гражданской нации (казахстанцы), а не строит этноцентричный Казахстан для казахов. Южная Осетия не стала частью Грузии не в силу поддержки Кремля, а потому что Звиад Гамсахурдиа, первый президент этой страны, называл "осетинский народ мусором, который надо было вымести через Рокский тоннель". Абхазы не стали считать Тбилиси своей столицей потому, что в ходе грузино-абхазской войны из 93 000 человек довоенной численности абхазского этноса погибло 3000, то есть более 3% всех абхазов бывшей Абхазской АССР!

Для того чтобы в России актуализировался сепаратизм, нужно совершить серьезные внутренние управленческие и политические ошибки. Конечно, они делаются (и не только на Северном Кавказе). Но на сегодняшний день ситуация не стала необратимой. Только от нас (власти, гражданского общества) зависит успешность проекта "Россия". Другой вопрос - создание прецедента. Конечно же, признав две бывшие грузинские автономии формально, Москва пошла на определенный риск. Этот прецедент может быть использован против нее. Однако, подчеркнем еще раз, эффективность использования такого прецедента зависит в первую очередь от самой России. Сегодня на том же Северном Кавказе гораздо более актуальной угрозой является не этнический сепаратизм, а радикальный исламизм, а также закрытость региональной власти, ее нежелание управлять по-современному, вести диалог с обществом.

Отныне региональная и национальная политика России должна быть политикой иного качества и уровня. Победа в "пятидневной войне" ни в коей мере не должна стать началом "строительства особого пути" и отказа от демократии и политической конкуренции. Необходимо четко разделить политику США (и в меньшей мере ЕС), с которой нам предстоит конкурировать, и необходимость политической модернизации страны (которую не совершишь без использования передового западного опыта). Если такая "разделительная работа" не будет проведена, закрытость страны только усилит деградацию управленческого класса России, укрепит на разных уровнях этнократические тенденции. И только в этом случае, и ни в каких других, "абхазский бумеранг" может сработать против России.

На нашем форуме государственным языком является русский.
Раздел III п.13