История международных отношений в период между двумя мировыми войнами была изучена весьма исчерпывающе в Западной Европе; пик в этих исследованиях пришелся на 1960-ые и 1970-ые. Однако, ситуация в Восточной Европе, в том числе, в Прибалтике, иная – исследовательская работа здесь все еще продолжается.
Научные работы, изданные на Западе, можно разделить на две группы. В большинстве из них страны Прибалтики рассматриваются с геополитической точки зрения; как объекты Большой Политики. Прибалтийские государства описаны как простые игрушки Великих держав, которые были принесены в жертву в интересах Великих держав в международных политических комбинациях и больших политических играх. Это, по сути, указывается как единственная причина потери ими независимости. Реальная внешняя, внутренняя и экономическая политика прибалтийских государств не принимается во внимание. Однако, в некоторых научных работах западных авторов прибалтийские государства рассматриваются как субъекты истории, которые, заботясь об своих собственных интересах, пробовали приспособиться к изменениям, происходившим в Большой европейской Политике. При таком подходе рассматриваются как существенные обстоятельства те решения, которые принимались политиками и государственными лидерами, их поступки и просчеты, которые они сделали во внутренней и экономической политике . Архивы прежнего Советского Союза были закрыты для западных исследователей и это было причиной некоторых недостатков в их работах.

В течение советского периода в Прибалтике какое бы то ни было честное и объективное рассмотрение данной темы оказалось невозможным. Будучи инструментом советской пропаганды, историческая наука сосредоточилась на вопросах рабочего класса и революционного движения, причем последнее расцененивалось действительно как неотделимый аспект внешней политики. Внешняя политика Советского Союза изображалась советскими практиками исторической науки как чрезвычайно положительная, в то время как на прибалтийские страны был повешен ярлык «реакционеров». Согласно общему представлению, в число целей внешней политики этих трех стран входила подготовка антисоветских заговоров и даже агрессия, и, соотвественно, авторитарные режимы прибалтийских государств были заклеймлены как фашистские. Хотя не всё, что говорили советские историки, было совершенной ложью.

"Исследования" внешней политики прибалтийских государств в советское время можно разделить на две категории: работы в духе сталинизма и публикации периода ослабления советского режима. Это разделение на самом деле условно, поскольку сталинистские работы примитивного содержания издавались и в период либерализации. Первая категория включает в себя исследования, проводимые в конце 1950-ых и в середине 1960-ых. Они изобилуют сознательной ложью, фальсификациями и содержат прямые оскорбления. Методология, используемая в работах, изданных в 1970-ых и 1980-ых несколько более рациональна, прибалтийские страны более не обвиняются в подготовке антисоветской агрессии; зато им дается определение плацдарма для агрессоров.

Те, кто интересуется описываемым периодом времени, могли ознакомиться с мемуарами и статьями, написанными беженцами из Прибалтики. Среди них, однако, очень немногие представляют настоящую научную ценность. Потеря родины и перенесенные в чужих странах страдания придали этим текстам глубокую эмоциональность, которая ведет к смешиванию проблем идеологической приемлемости и достоверности. Большинство прибалтийских беженцев рассматривало свои родные страны как объекты истории, обвиняя Советский Союз и Германию в том, что случилось. Некоторые также обвиняли соседей, которые, как казалось, увильнули в критический момент от политического и военного сотрудничества. В этих исследованиях преобладает взгляд в прошлое - возможный ход событий обсуждается в стиле "что могло бы произойти, если бы было предпринято то или иное действие". Президенты Константин Пятс, Карлис Улманис и Антанас Сметона были объявлены символами независимости в прибалтийских странах, и большинство эмигрантов отказывалось критиковать их действия. Первыми, кто увидел ошибки авторитарных режимов в решениях, принятых в 1939-1940, были те, кто пострадал от этих режимов. И все же речи, статьи и мемуары прибалтийских политических деятелей и дипломатов действительно не проливают никакого света на то, что же они думали на самом деле. Более того, никто из них не выступил на публике с четко выраженной другой точкой зрения. Хотя, в отличие от мемуаров и газетных статей, частная корреспонденция была довольно прямолинейной и честной в описании того, что происходит, прямо называя государственных лидеров предателями.

Об отношениях прибалтийских государств и Советского Союза в период между двумя мировыми войнами написано мало. В изданных в Эстонии до сих пор публикациях не рассматривались отношения в 1920-х годах между посольством Советского Союза в Таллине и Константином Пятсом - одним из основателей независимой Эстонской Республики, бывшим и Главой государства (Riigivanem), и членом парламента (Riigikogu), а позднее, и Президентом страны. Эти отношения оказали свое влияние на государственный переворот Пятса-Лайдонера 12 марта 1934 г.

Главная цель политики Советского Союза в Прибалтике между двумя войнами состояла в том, чтобы воспрепятствовать заключению союза между приграничными странами. Страны Прибалтики, как ожидалось, будут продолжать нейтральную внешнюю политику. Для того, чтобы предотвратить формирование польско-прибалтийского блока использовались как политические, так и экономические инструменты. Любые средства были хороши, чтобы помешать нормализации польско-литовских отношений. Если требовалось, должны были предприниматься и экономические санкции; в общем, советское экономическое влияние должно было быть использовано для того, чтобы противодействовать любым планам сформировать Прибалтийский блок. Одним из методов достижения этой цели было вовлечение действующих политических деятелей и оппозиционеров в бизнес и помощь для их прихода к власти. Перед тем, как принять решение, как экономичней построить отношения с Эстонией, то есть, перед тем, как решить, какие эстонские политические деятели должны быть вовлечены в сферу влияния Советского Союза, в Москве был сделан тщательный анализ взглядов и позиций эстонских политических партий, а также их социальной базы. В 1920-х крестьянство составляло заметную часть эстонского общества, и в Москве полагали, что эстонской политикой можно было бы эффективно управлять через партию союзов земледельцев (Põllumeestekogud). Таким образом некоторых членов ведущей эстонской партии можно было бы направлять на развитие политических интересов Советского Союза.

В качестве инструмента влияния на эстонскую политику советские дипломатические представители использовали эстонскую-советскую торговую палату. Палата была зарегистрирована в июле 1923 г. На заявлении о регистрации среди прочих стоит подпись Рудольфа Каарэла Реннинга, заместителя министра торговли и промышленности, а заявление для регистрации устава Палаты также подписано членом парламента, прежним Главой государства, Пятсом. Почему было настолько важно учреждение Торговой палаты? В 1923-1924 гг. объем советской транзитной торговли уменьшился, сократилась и эстонская торговля с Востоком. Таким образом, с одной стороны, учреждение эстонской-советской торговой палаты соответствовало национальным интересам; но, с другой стороны, оно давало Пятсу и Реннингу официальное оправдание для развития их личных контактов с советским посольством и торговым представительством. Москва приветствовала учреждение торговой палаты, и вскоре начала поддерживать её материально.

Советские послы в Таллине Адольф Петровский и Федор Раскольников и секретарь посольства заполнили сотни страниц своих отчетов с замечаниями типа: "сегодня мы обсуждали этот вопрос с Пятсом", "Пятс обещал приложить все усилия, чтобы повлиять на правительство", "Пришел Реннинг и сказал, что Пятс попросил его сообщить / .../", "Пришел Реннинг и я попросил, чтобы он сказал Пятсу, что / .../". Никто другой из ведущих политических деятелей Эстонии не имел подобных близких отношений с советским посольством. В 1925 г. Пятс, в сотрудничестве с советским посольством, освободил от обязанностей министра иностранных дел Каарела Роберта Пуста. За что Москва должна была быть благодарна, поскольку создание Балтийской Лиги, за которое выступал, среди прочих, и Пуста, оказалось блокировано эстонскими внутренними силами.

Пятс и советский посол имели обыкновение обсуждать проблемы внутренних и иностранных дел, а также и экономическую политику. Пятс подробно описывал мнения и положения членов правительства и в мельчайших деталях анализировал взгляды его политических конкурентов. Многие из бесед Пятса с советскими представителями касались эстонской внешнеполитической ориентации. Пятсу несколько раз открыто говорилось о необходимости проявить давление на правительство в том или ином вопросе, например, пойти на какие-то действия против Польши. Цель состояла в том, чтобы сорвать прибалтийское сотрудничество. Подводя итоги, мы можем сказать, что с помощью Пятса советское посольство было в состоянии влиять на эстонское правительство, парламент и правосудие. Было, однако, несколько неудач, ответственность за которые можно возложить на действовавшие в стране демократические порядки. В некоторой степени, отношения Пятса с посольством можно интерпретировать как тонкую политическую игру как с целью получения различных неясных преимуществ, так и для прямой денежной выгоды.

Заключение торгового соглашения между Эстонией и Советским Союзом в 1929 сыграло важную роль в возвращении Пятса на политическую арену Эстонии. До этих пор эстонско-советские торговые отношения регулировались Тартуским мирным договором. В декабре 1928 в Эстонии пришла к власти коалиция социалистов, трудовиков и христиан. Среди первых мер, предпринятых новым правительством, была поддержанная заинтересованными в восточной торговле лобби-группами попытка перестроить экономические отношения с Советским Союзом. Через советского посла Москве было предложено принять новое торговое соглашение. Предложение не могло не вызвать у советских властей искушения перед шансом осуществить свои политические цели, привлекая и связывая обязательствами определенных эстонских политических деятелей и бизнесменов. Экономическому влиянию нужно было способствовать, даже в ущерб политике. В Москве хорошо знали об экономических интересах Пятса. В советских источниках отмечается, что Пятс был главным акционером Эстонского Кредитного банка (Eesti Krediidipank) и машиностроительного завода Ильмарине, что, по их мнению, объясняет интерес Пятса к новому торговом соглашению - если русские разместят заказы на заводе Ilmarine, Пятс увеличит свои дивиденды и на акциях Кредитного банка, поскольку банк кредитовал бы эстонские предприятия, выполняющие советские заказы. Для Москвы было очевидно, что причастность к процессу заключения нового торгового соглашения поможет Пятсу получить и политическую выгоду: восстановить его репутацию, разрушенную банкротством Харьюского Банка, и подготовить основание к его возвращению в политическую жизнь Эстонии. Торговое соглашение было подписано 17 мая 1929 г. По сути, торговым соглашением была заменена Статья 16 Тартуского мирного договора, то есть в экономических отношениях между странами была сохранена прежняя ситуация. Некоторые эстонские политики выразили мнение, что заключение торгового соглашения на таких условиях было бессмысленным.

Нефтесиндикат, действовавший в Эстонии, был привилегированной советской торговой организацией, созданной для того, чтобы продавать советские нефтепродукты. Уже в январе 1926 г. Высший Совет Народного Хозяйства принял решение, по которому управление Нефтесиндикатом за границей должно было преобразовать принадлежащую государству фирму в акционерное общество, где половина акций принадлежала бы Советскому Союзу, и остальная часть -- частным лицам или фирмам. Это решение исходило из понимания, что успешный нефтяной экспорт приведет к огромному повышению международного положения Советского Союза. Переговоры о преобразовании эстонского филиала советского Нефтесиндиката в эстонско-советское акционерное общество начались в начале 1928 г. Идея состояла в том, чтобы закрепить советское политическое влияние в Эстонии, передав влиятельному эстонскому политику лицензию на продажу советских нефтепродуктов и наняв представительного человека в качестве юрисконсульта. В Москве пришли к выводу, что такой схеме удовлетворяют два человека - Пятс и торговец и промышленник Йоаким Пухк. Один из них должен был стать юрисконсультом, а другой -- торговать советскими нефтепродуктами. Народный Комиссариат Иностранных Дел специально настоял на особых предосторожностях для того, чтобы сделка была в тайне от эстонской публики. Переговоры о привлечении Пятса к деятельности синдиката проходили в течение 1929 г. В марте 1930 Пятс был официально принят на работу в должности юрисконсульта. Из корреспонденции советского посольства с Наркоматом Иностранных Дел следует, что ежегодная зарплата Пятса составляла 4000$, которая, по крайней мере первоначально, выплачивалась ему через его доверенное лицо -- Реннинга. Учитывая глобальную финансовую депрессию, эта сумма была действительно очень большой. Для сравнения, Глава государства и спикер Парламента Эстонии получали от эстонского государства только половину того, что Советы платили Пятсу, -- 2000$ в год.

В 1927 г. Нефтесиндикат контролировал приблизительно 60 процентов от нефтяного рынка в Эстонии. С коммерческой точки зрения, создаваемое совместное предприятие было бы превосходной идеей. Однако, авторы схемы не имели никакого желания делиться прибылью с так называемыми акционерами. Они выполнили свою задачу, как только Пятс принял должность юрисконсульта и стал тайно брать деньги. Круг замкнулся в октябре 1930, когда Пятсу и Пухку сообщили, что планы создания акционерного общества отменяются из-за разногласий между Наркоматом Иностранных Дел и Союзнефтью. Чтобы ограничить чересчур откровенную антисоветскость Пухка, ему выдали лицензию на продажу определенного количества советской нефти на эстонском рынке. Выплаты Пятсу через советское посольство, однако, продолжались, хотя из отчетов не определить, как долго. Из документов следует, что и Пятс, и Пухк были оба удовлетворены состоянием дел.

На нашем форуме государственным языком является русский.
Раздел III п.13

На всенародном голосовании в октябре 1933 г. была принята конституция, предложенная политическим движением Борцов за Свободу, или Лигой Ветеранов (Vabadussõjalaste Liit, вапсы, организация ветеранов Освободительной войны 1918-1920). После референдума правительство Яана Тыниссона ушло в отставку и парламент утвердил новое правительство во главе с Пятсом; после чего началась президентская избирательная кампания. Сбор подписей в поддержку кандидатов в президенты показал, что у Пятса нет никаких перспектив для победы на выборах. Москва считала Лигу Ветеранов фашистской организацией. Не исключая возможности прихода вапсов к власти, Москва стремилась во что бы то ни стало это предотвратить. Советские власти отнеслись с большим вниманием к президентским выборам в Эстонии, поскольку они должны были определить политическую ориентацию страны на длительный период. Москва решила поддержать Пятса, дискредитировав его конкурентов. Инструкции, высланные посольству в Таллине, указывают на Пятса как на самого подходящего кандидата на пост Президента Эстонии. В конце 1933 в Москве на повестку дня был поставлен вопрос об обновлении торгового соглашения. Последующие заказы о закупке сельскохозяйственных продуктов должны были укрепить положение Пятса и помочь увеличить советское влияние в Эстонии. В советских архивах искались документы, которые могли бы подтвердить революционную деятельность Пятса в 1905-1907. Предоставляя поддержку Пятсу, советская пресса начала кампанию против вапсов; некоторые из этих статей цитировались в эстонской прессе.

Москва одобрила планы Пятса захватить власть, но не могла согласиться с тем, чтобы генерал Йохан Лайдонер стал президентом. В консультациях перед государственным переворотом Пятс пообещал Советам избегать Лайдонера. Однако незадолго до переворота он объявил, что не способен провести его в одиночку и поэтому должен положиться или на лидера вапсов генерала Андреса Ларка или на генерала Йохана Лайдонера. Каким было отношение Москвы к Пятсу после государственного переворота 12 марта? В Москве сочли переворот приемлемым, но все же были рассержены неспособностью или нежеланием Пятса избавиться от Лайдонера, а также начавшими проявляться первыми признаками изменений во внешнеполитической ориентации Эстонии. Тем не менее, Пятс у власти был положительным явлением с точки зрения Москвы.

В ноябре 1923 советское правительство начало в Риге деятельность своих хозяйственных предприятий, имевших в основном политические цели, -- например, Кооперативного Транзитбанка, который был создан для обслуживания советской транзитной торговли и внешнеторговых предприятий. Банк был организован Финансовым отделом ОГПУ и Народным комиссариатом рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрин). Уже в 1923 Советы попытались через Кооперативный Транзитбанк поймать в свои сети Зигфридса Анна Мейеровичса, министра иностранных дел Латвии, одного из лидеров Крестьянского Союза. Мейеровичсу предложили превосходную финансовую сделку через Транзитбанк, от которой он отказался. Зато такое предложение принял Карлис Улманис. У Улманиса, лидера Крестьянского Союза, была своя роль в политических махинациях Советского Союза. Еще в 1920 г Улманис наедине с советскими представителями демонстрировал себя как горячий сторонник латвийско-советских экономических отношений. В конце 1920-ых и в начале 1930-ых, в условиях мирового экономического кризиса, Советский Союз субсидировал партию Крестьянский Союз через учреждения типа союза потребкооперации Konsums, акционерных обществ Standartlini и Lats. Эти фирмы получали выгодные заказы на продажу советской нефти и сельхозтехники на латвийском рынке, а также закупку латвийских сельхозпродуктов, получая беспроцентные ссуды от Транзитбанка.

При организации своего государственного переворота в 1934, Ульманис не консультировался с советским посольством. После его удачного завершения в Москве предполагали, что режим Ульманиса немедленно начнет политические увертюры с Германией. Москва отреагировала быстро: спустя два дня после переворота советскому послу в Риге было поручено предупредить Улманиса и напомнить ему о его отношениях с советскими послами и торговыми представителями.

Государственный переворот в Литве произошел в 1926 г. Лидеры партии националистов (Tautininkai) Антанас Сметона и Аугистинас Волдемарас начали консультации с советским посольством еще в 1923. Тогда они просили советское правительство помочь подготовить благопрятные для переворота международные условия; потому что литовский переворот мог стать для Польши предлогом оккупировать Литву. Запрошена была и денежная помощь: Москву попросили финансировать издаваемую Сметоной газету Tautos Vairas в объеме 400$ в месяц. Статьи, которые бы публиковались в газете, должны были обсуждаться с советским послом. Москва не стеснялась тратить деньги на литовских политических деятелей в 1924-1926, чтобы шантажировать их и вбить клин между Литвой и другими прибалтийскими государствами и Польшей. В декабре 1926 Сметона и Волдемарас вместе с группой молодых офицеров захватили власть под предлогом защиты государства от коммунистической угрозы. Использование коммунистической угрозы в качестве предлога Москву особенно не смущало. Но чтобы оправдать переворот и продемонстрировать серьезность коммунистической угрозы, лидеры переворота решили расстрелять четырех коммунистов. Это стало для Советов неприятным сюрпризом. Посол Александровский советовал Москве шантажировать Сметону и Волдемараса в случае, если смертные приговоры не будут отменены.

С одной стороны, это примеры советских подрывных действий против прибалтийских государств. Но как оценить поведение Константина Пятса? Пятс мог бы считаться умным политиком, у которого были "особые отношения" с советским посольством, который хотел поддержать эстонскую экономику с помощью советских контрактов и который действовал в интересах страны и эстонского народа. Тем не менее, множество фактов свидетельствует против такой трактовки. Скорее всего, Пятс хотел использовать информацию, полученную от советского посольства, в своих личных интересах. Заключение торгового соглашения в 1929 и сделка с Нефтесиндикатом указывают на то, что он стремился к личной выгоде. В течение периода независимости имя Константина Пятса может быть связано, например, со сделками с советским золотом, банкротством Харьюского Банка, особыми отношениями с советским посольством и государственным переворотом 1934 г. Совершенно непатриотические и антиэстонские действия, которые должны были бы вызвать глубокое общенациональное отвращение, не привели, однако, к такой реакции. Наоборот, уважение к Пятсу и его репутация только росли с годами, в частности, среди большинства эстонских историков как на родине, так и в эмиграции. Похоже, что общее отношение к Пятсу было сфабриковано в основном усилиями эстонской пропагандистской машиной так называемого "молчаливого времени", а в дальнейшем оно усугубилось жестокой действительностью советского периода.

Очевидно, что прибалтийские государства не могли предотвратить советскую и германскую оккупации. Но мы-то знаем, как сдались прибалтийские страны. Безмолвно! Поэтому возникает вопрос о том, что, возможно, в 1939-1940 Пятсу напомнили о его "особых отношениях" с советским посольством - по крайней мере, с советской стороны.

Политическая ситуация в Европе сильно изменилась после того, как нацисты пришли к власти в Германии. Германия вышла из Лиги Наций и в 1934 г. заключила пакт о ненападении с Польшей, который сильно повлиял на политическую ситуацию в прибалтийских странах. Следствием пакта стало ухудшение литовско-германских отношений. 5 мая 1934 Польша заключила советский-польский Пакт о ненападении, который существенно осложнил международное положение Литвы. Литовцы боялись альянса Польши и Советского Союза, направленного против Литвы. Литва оказалась в политической изоляции. В апреле 1934 в литовском меморандуме к Эстонии и Латвии было предложено политическое сотрудничество; по-видимому, с целью использовать в своих интересах отношения Латвии и Эстонии с Германией и Польшей. В Каунасе поняли, что, если независимость Прибалтики должна быть сохранена, необходима Балтийская Лига.

Литовская инициатива поставила Эстонию и Латвию в трудное положение, поскольку касалась их отношений с Германией и Польшей. В Таллине и Риге боялись, что Литва, пытаясь выйти из политической изоляции, заключит политический или военный союз с Советским Союзом, и тогда от остального мира окажутся отрезанными Эстония и Латвия. Поэтому они сочли целесообразным согласиться; Эстония надеялась подвигнуть Литву к улучшению отношений с Польшей и Германией. 12 сентября 1934 г. в Женеве Эстония, Латвия и Литва подписали Соглашение о Дружбе и Сотрудничестве в Прибалтике (Балтийская Лига, или Балтийская Антанта). Статья 1 соглашения обязала три правительства координировать свою внешнюю политику в вопросах, представляющих взаимный интерес. Правда, в Статье 3 были перечислены определенные вопросы, к которым не применялась Статья 1; это значило, что Литва должна была решать ее критические проблемы без помощи Эстонии или Латвии. Соглашение не содержало никаких положений относительно военных вопросов, а военный союз, заключенный между Эстонией и Латвией еще в 1923 оставался в силе. Немедленно после создания Балтийской Лиги Литва предприняла шаги, чтобы организовать и военный союз трех стран. Эстония и Латвия отклонили эти предложения Литвы под тем предлогом, что создание прибалтийского военного союза повредит эстонско-германским и эстонско-польским отношениям.

Советский Союз до сих пор действовал против создания прибалтийского блока. Приход к власти нацистов и перемены в германско-польских отношенях принуждали Советы рассмотреть и другую точку зрения, полагая, что при сохранении влияния на литовскую внешнюю политику, можно было бы влиять и на внешнюю политику Эстонии и Латвии. В Берлине поначалу колебались относительно создания Балтийской Лиги: было заявлено, что Германия приветствовала бы прибалтийский блок, если Эстония отказалась бы от своей прежней ориентации на Англию и Польшу. В Берлине надеялись, что склонив Эстонию ближе к Германии, можно будет также влиять на внешнюю политику Латвии и Литвы - идея была в том, чтобы использовать Эстонию в тех же самых целях, в которых Советы хотели использовать Литву. Финские власти, однако, отказались присоединиться к Балтийской Лиге, поскольку союз с южными соседями считали опасным для безопасности Финляндии. Это мнение разделяла финская общественность, поскольку в Финляндии критично относились к авторитарным режимам в прибалтийских странах.

К середине 1930-ых в мировой политике произошли существенные изменения. Советский Союз стал членом Лиги Наций и заключил договоры о взаимопомощи с Францией и Чехословакией. 9 июня 1935 г. Великобритания и Германия подписали военно-морское соглашение. До тех пор Германия была слабой военной силой, теперь же в Восточной Европе сложилась новая ситуация. Если прежде Эстония и Латвия противостояли общему врагу - Советскому Союзу, то теперь он рисковали пасть жертвой борьбы между двумя великими державами.

Заключение англо-германского военно-морского соглашения определило изменения во внешней политике Латвии, Эстонии и Финляндии. Эти три государства потеряли главную опору своей независимости. К тому времени Эстония и Латвия согласовывали почти все свои важные внешнеполитические шаги с Варшавой и Лондоном. Лето 1935 ознаменовалось необычайно активной дипломатической деятельностью, поскольку все страны искали выход из затруднительного положения. Подходы к вопросам безопасности сильно отличались; кроме того, отношения между Литвой, Германией и Польшей были напряженными из-за споров Литвы с Польшей вокруг Вильнюса и с Германией вокруг Мемеля (Клайпеды). Советский Союз воспринимался как друг Литвы. Отношение к Советскому Союзу и Германии в Латвии было настороженным, там продолжался поиск близких контактов со Скандинавией. В Эстонии к Советскому Союзу относились с презрением и страхом, в то время как отношения с Польшей и Германией оставались хорошими. В Эстонии шли поиски более близких контактов с соседней северной Финляндией, поскольку та также, как и Эстония, считала своей единственной опасностью Советский Союз.

Первый шаг к выходу из этого политического кризиса был сделан Финляндией. Осенью 1935 в Финляндии началось пропаганда ориентации на Скандинавию. Руководители страны мотивировали ее историческими причинами, подчеркивая, что в случае войны Финляндия могла бы получать военную технику из Швеции или через Швецию. 5 декабря 1935 скандинавская ориентация финской внешней политики была официально декларирована парламентом. Новая политическая ориентация, как ожидалось, поможет Финляндии удержать ее вне войны подобно Швеции, Норвегии и Дании в Первой Мировой войне. Реальное значение этой декларации, однако, состояло в том, чтобы отклонить советские предложения о сотрудничестве, заявив, что Финляндия является нейтральной скандинавской страной, а также для того, чтобы замаскировать тесные контакты финских военных с Германией.

Прошедшие в 1935 консультации по безопасности между Эстонией, Латвией и Литвой показали, что позиции этих трех стран в отношении восточноевропейских проблем безопасности были полностью несовместимы. Финляндия, дистанцирующая себя от Прибалтики, ослабление Лиги Наций и устойчивый рост германского влияния в Европе дали эстонскому военному руководству основания считать, что в новых обстоятельствах будет разумней принять прогерманскую ориентацию в вопросах безопасности. Назначение бывшего эстонского посла в Берлине Фридриха Акеля на пост министра иностранных дел в июне 1936 г. стало началом прогерманской ориентации во внешней политике Эстонии. Визиты эстонских военных в Германию и их участие в германских армейских маневрах подтверждают новую линию эстонской внешней политики. По мнению эстонских военного руководства, Германия в 1936 была единственной страной, способной обеспечить поддержку в случае нападения Советского Союза. Лидеры германской внешней и военной политики на самом деле обещали помощь и поддержку западным соседям СССР в случае нападения. В результате военное сотрудничество между Латвией и Эстонией было отодвинуто на задний план – по мнению Таллина, в Европе наконец-то появилась такая страна, которая могла эффективно гарантировать безопасность Эстонии.

Литва и Латвия не были уверены в Германии. Мюнхенское соглашение 1938 и последующий рост германского влияния в мировой политике также привели к изменениям во внешней политике Латвии и Литвы, в то время как Финляндия и Эстония укрепляли свои связи с Германией. Ориентация внешней политики Литвы и Латвии была близка к курсу Чехословакии. Краеугольными камнями внешней политики Литвы была Лига Наций и коллективная безопасность. Внешняя политика Каунаса была основана на доверии к Советскому Союзу, дружбе с Великобританией и Францией и на надежде в случае необходимости получить помощь. Под давлением Германии и Польши прибалтийские страны в сентябре 1938 объявили о том, что они оставляют за собой право решать о степени применения Статьи 16 Устава Лиги Наций. Для Латвии и Литвы это означало отказ от основных принципов их политики.

На нашем форуме государственным языком является русский.
Раздел III п.13

В начале 1939, проигнорировав согласованную после Мюнхенского пакта внешнюю политику прибалтийских государств, Эстония решила отойти от сотрудничества в Прибалтике. По сути это означало ликвидацию Балтийской Лиги. Эстония боялась, что Германия и Польша решат транзитную проблему за счет Латвии и Литвы, поскольку германско-польский конфликт казался невозможным – а эстонское военное руководство опасалось, что латыши и литовцы окажут военное сопротивление Германии и, следовательно, получат помощь от Советского Союза. Из Берлина эстонскому правительству постоянно напоминали о том, что Латвия и Литва находятся в ином положении.

Более полувека длятся споры вокруг переговоров Великобритании, Франции и Советского Союза о создании антигерманской коалиции весной-летом 1939. Интерес историков к ним не уменьшается. Относительно официальной внешней политики Эстонии делались попытки ее оправдать, утверждая, что в тех условиях было невозможно действовать иначе. Некоторые историки одобряют то, что Эстония и Латвия препятствовали созданию Балтийского альянса, в то время как другие скептически замечают, что подобным образом Эстония и Латвия стремились изобразить из себя ценный товар и тем самым привлечь к себе внимание в мире. Кроме того, высказывалась идея о том, что, возможно, потерять независимость в результате пакта Молотова-Риббентропа было для стран Прибалтики более целесообразным, чем в результате возможного договора между Великобританией и Советским Союзом. Ни одно из этих предположений, однако, не упоминает о политическом давлении, которое Германия оказывала на Эстонию и Латвию, и не рассматривает причины, по которым Эстония и Латвия уступили этому давлению.

Информация о трехсторонних переговорах между Советским Союзом, Великобританией и Францией, так же, как и о планах предоставить гарантии для Латвии, Эстонии и Финляндии, быстро стала известной. Эстония и Латвия отклонили предложенные гарантии, объявив, что любая попытка любой из великих держав оказать незваную помощь, будь то часть коллективной системы либо защита собственных жизненных интересов в Прибалтике, будет считаться агрессией и будет отклонена всеми возможными средствами. Пресса также объявила, что прибалтийские государства никогда не согласятся с гарантиями, которые предоставлены странами, принадлежащими к тому или иному идеологически-политическому лагерю.

Эстонское военное руководство решило выступить против объединенной схемы гарантий по-своему. Была запланирована ответная военная демонстрация: посещение подводными лодками "Lembit" и "Kalev" немецкого порта Киль. Новость о визите в Германию в условиях напряженной международной обстановки построенных в Британии подводных лодок вызвала удивление в Адмиралтействе. Решительный протест британского поверенного в делах в Таллине Галльена министерству иностранных дел Эстонии положил конец планам эстонских военных. В течение периода трехсторонних переговоров эстонское правительство и буржуазные круги рассматривали Германию как единственную возможную защиту от угрозы с Востока, что было отмечено множеством иностранных дипломатов.

Объединенные гарантии не должны были распространяться на Литву, но позиция этой страны была колеблющейся, зачастую противоречивой. Правительство Литвы объявило, что могло бы принять советские гарантии и воевать против Германии в союзе с Советским Союзом, Францией и Великобританией, в то время как общая внешнеполитическая линия министра иностранных дел Урбшиса стремилась к нейтралитету в интересах Германии.

Причинами, по которым в Латвии и Эстонии не доверяли советской помощи были исторического свойства, а также из-за разницы режимов. Трехсторонние переговоры вызывали их опасения, что, в случае войны, Красная Армия сможет войти в пока суверенные Эстонию и Латвию, импортировать большевистский режим, и, в конце концов, потом откажется уйти. Нужно заметить, что Эстония, Латвия, а также Финляндия, не верили, что Великобритания и Франция будут на самом деле выполнять свои обязательства. В конце концов, не так давно, на Мюнхенской конференции 1939 г., обе страны гарантировали неприкосновенность границ Чехословакии, но, кроме протестов, они ничего не предприняли, когда Чехословакия оказалась уничтоженной в марте 1939.

Послы Польши в Риге, Таллине и Хельсинки сообщили о позиции своего правительства, которое заявило, что, несмотря на трудности в польско-германских отношениях, Варшава не согласна с общими гарантиями для Латвии, Эстонии и Финляндии. Выступая против гарантий, Польша предупредила Эстонию о недопустимости установления слишком близких отношений с Германией. Германия не смущалась предпринимать непосредственные акции против трехсторонних переговоров - по политическим, экономическим, а также по стратегическим соображениям. В Берлине полагали, что, если Великобритания и Франция дадут Советскому Союзу мандат на защиту прибалтийских стран, советский флот в Балтийском море сможет перехватывать транспорты с продовольствием и сырьем, которые имели жизненное значение для Германии.

В течение трехсторонних переговоров Германия активизировала политические и стратегические отношения между Третьим Рейхом и Эстонией, Финляндией и Латвией. Посещения высокопоставленных немецких чиновников в Эстонию оказали влияние на внешнюю и оборонную политику страны. Летом 1939 г. Эстонию посетили руководитель германского Генштаба Франц Гальдер, руководитель абвера адмирал Канарис и командующий тяжелого крейсера "Адмирал Хиппер". В 1939 г. продолжились начатые летом 1938 переговоры между германскими и эстонскими военными по вопросам военной помощи.

В контексте трехсторонних переговоров стоит обсудить германско-эстонские и германско-латвийские пакты о ненападении. В период между войнами великие державы использовали пакты о ненападении, для того, чтобы получить региональную гегемонию. Германия предложила подписать пакты о ненападении Эстонии и Латвии, и они были подписаны в Берлине 7 июня 1939. Строго цензурируемая эстонская и латвийская пресса сообщили о событии только в положительных тонах, упомянув о том, что эстонское правительство в течение многих лет рассматривало возможность заключить пакт о ненападении с Германией, и что теперь отношения с двумя великими державами теперь уравновешены, поскольку до того Эстония и Латвия имели ратифицированные в 1932 г. пакты о ненападении с Советским Союзом. Затем Эстония и Латвия выразительно отклонили любые возможные гарантии, предложенные Великобританией, Францией и Советским Союзом. Таллин и Рига попытались использовать пакты о ненападении как внутренний политический инструмент для того, чтобы успокоения общественного мнения, встревоженного растущей воинственностью Германии.

Не все эстонские политики и дипломаты одобрили внешнеполитическую ориентацию правительства на Германию и решение 1939 г. отклонить предложенные гарантии. Член парламента и лидер оппозиции Яан Тыниссон, ссылаясь на германско-литовские отношения и аннексию Германией Мемеля в марте 1939, предупреждал, что ориентация внешней политики правительства на Германию может в конечном счете привести к потере независимости. Прежний глава государства Тыниссон считал, что в сложившихся обстоятельствах единственными странами, способными гарантировать безопасность Эстонии, были Великобритания и Советский Союз. В парламентской комиссии по экономике Тыниссон и левые депутаты критиковали прогерманскую ориентацию правительства и попытки сдерживать политическую информацию из-за рубежа. Тыниссон также выступил против ратификации германско-эстонского пакта о ненападении. Яан и Ильмар Тыниссоны, вместе с эстонской оппозицией, призвали обратить внимание к существованию в стране альтернативной политической мысли. Внешнеполитический курс, который следовал инструкциям Германии и отклонил трехсторонние переговоры, можно рассматривать как прелюдию к капитуляции в сентябре 1939.

Подписанный 23 августа 1939 г. договор Молотова - Риббентропа изменил равновесие сил в Восточной Европе. В прибалтийских странах и Финляндии были озадачены вопросом о цене германско-советского пакта о ненападении, поскольку предположения о сближении Советского Союза и Германии появлялись в мировой прессе еще в 1920-ых. Из архивных записей и мемуаров подтверждаются, что информированные источники в Риге и Таллине знали о том, что по договору Молотова-Риббентропа Латвия, Эстония и Финляндия были отнесены к советской сфере интересов. Хотя влияние договора Молотова-Риббентропа на безопасность пограничных государств было очевидно, прибалтийские страны и Финляндия стали ждать дальнейших шагов Советского Союза, не согласовывая свою собственную внешнюю и военную политику. Как объяснить такую небрежность?

В первые недели Второй Мировой войны Литва, Латвия и Финляндия призвали некоторое число резервистов, а 17 сентября Литва объявила общую мобилизацию. Поощряемые Германией, определенные круги в Литве хотели решить проблему Вильнюса силой. Эстония, однако, не сделала ничего, чтобы обезопасить свое положение; что ведет к мысли о том, что уже в начале сентября 1939 эстонское военное руководство приняло решение сдаться Советскому Союзу.

Бегство интернированной польской подлодки "Orzel" из таллинского порта 18 сентября 1939 г. дало Советскому Союзу оправдание для вторжения в Эстонию. 19 сентября советский флот вошел в эстонские территориальные воды. Эстонское правительство не заявило протеста. Вместо этого, правительство на заседании 20 сентября решило взять на себя инициативу в урегулировании положения и послать министра иностранных дел Карла Сельтера в Москву, чтобы выяснить, что хочет Советский Союз. На следующий день Сельтер попросил устроить приглашение в Москву советского посла в Таллине; тот был проинформирован об обсуждении, которое планировалось провести. Официальной причиной для посещения Сельтером Москвы было названо подписание торгового соглашения.

Для оправдания капитуляции используются два аргумента: Германия, Латвия и Финляндия отказались помочь Эстонии; и страна была в военном отношении слишком слаба, чтобы бороться в одиночку с Советским Союзом. К этим аргументам было позже добавлено утверждение, что согласие подписать договор о взаимопомощи дальновидно предотвратило высылку всего населения страны в обширные внутренние районы Советского Союза. В своих мемуарах и отчетах бывшие эстонские дипломаты писали, что Эстония пробовала искать помощь в Германии, Финляндии и Латвии, но это неправда. Эстония не искала никакой помощи извне. Эстония также отклонила предложение Литвы организовать специальную конференцию прибалтийских министров иностранных дел, чтобы согласовать внешнюю политику трех стран. К концу августа было ясно, что из Германии не ожидается никакой помощи.

Консультации генерала Йохана Лайдонера, главнокомандующего эстонских сил обороны с латвийским военным министром Янисом Балодисом, прошедшие в конце сентября, нужно трактовать как политический маневр, чтобы запутать ту часть эстонского верховного командования, которая поддерживала активную защиту национальной независимости.

Визит эстонского министра иностранных дел в Москву 24 сентября привел к подписанию договора о взаимопомощи 28 сентября 1939. Договор стал примером для Латвии и Литвы, которые заключили подобные договоры о взаимопомощи с Советским Союзом в октябре месяце. Таким образом СССР получил право разместить военные базы на территориях трех прибалтийских стран.

Несопротивляющаяся покорность прибалтийских стран соответствовала целям внешней и военной политики Германии. Осенью 1939 г., и даже позже, Берлин, заботясь о своих собственных экономических интересах, делал устные обещания контролировать Советский Союз с тем, чтобы политическая система в прибалтийских государств оставалсь нетронутой в ее основных принципах. Прибалтийским правительствам дали понять, что мир на Востоке хорош для всех, кроме Советов, и что советские базы в Прибалтике это временное явление. Вооруженное столкновение между Советским Союзом и Прибалтикой разрушило бы транспортную систему западной части Советского Союза и повредило бы торговле между Германией и Советским Союзом, а также и с прибалтийскими странами, отключив таким образом Германию от ее поставщиков. На тот момент Германия была подготовлена для короткой войны, основанной на стратегии отдельных, относительно коротких блиц-ударов.

Милитаризация Германии стала основным фактором, ускорившим индустриальное развитие Эстонии во второй половине 1930-ых, когда было создано множество новых фирм. Эстонское руководство рассматривали приток германского капитала как гарантию национальной безопасности и процветания частного предпринимательства, хотя для некоторых людей это означало неограниченную возможность делать деньги. Всё это легко объясняет повиновение эстонского правительства Германии. Даже договор о взаимопомощи с Советским Союзом, казалось, не привел к каким-либо изменениям в отношениях Эстонии с Германией. На самом деле, власти приветствовали добычу горючих сланцев и фосфоритов германскими компаниями, считая их лучшей гарантией национальной свободы и независимости.

Прибалтийские военные трактовали положение, в котором советские армейские подразделения размещены на территории прибалтийских стран, как отложенное сражение. Основная надежда на сохранение независимости возлагалась на ополчение (союзы защиты). Поскольку Великобританией, Францией и Германией не было подписано никаких мирных договоров после поражения Польши, а запланированное на Западе немецкое наступление находилось в подвешенном состоянии, отложенное сражение прибалтийских стран затянулось. Возможность отстоять лишенную помощи независимость трех наций окончательно исчезла в июне 1940, когда численность войск и вооружения на советских базах была увеличена.

На нашем форуме государственным языком является русский.
Раздел III п.13

Зимняя война ничего не изменила в позиции прибалтийских государств по отношению к Советскому Союзу. Когда Советский Союз был исключен из Лиги Наций в декабре 1939 за нападение на Финляндию, Эстония, Латвия и Литва воздержались от голосования. Тем не менее, позиция так называемого "нейтралитета" прибалтийских правительств не могла влиять на симпатии народов Прибалтики к Финляндии. Общественное мнение во всех трех прибалтийских государствах было на стороне Финляндии; на помощь Финляндии отправились десятки эстонских добровольцев.

Соседняя Финляндии Эстония оказалась в большей степени затронутой Зимней войной, чем другие прибалтийские страны. Советский Союз использовал авиабазы в Эстонии для атак на Финляндию, что официально отрицалось, а на деле означало многочисленные взлеты и вынужденные посадки советских военных самолетов, а также сброс бомб на эстонскую территорию. Договор о взаимопомощи между Эстонией и Советским Союзом допускал использование баз только для отражения нападения великой европейской державы, но не для разрушения такой маленькой страны как Финляндия. Эстонские власти не сделали ничего, чтобы остановить советские военные действия против Финляндии, опасаясь, что любой протест против нарушения договора о взаимопомощи может спровоцировать Советский Союз выдвинуть новые требования и еще в большей степени ограничить независимость Эстонии. Еще оставалась надежда на то, что Эстония, если не будет раздражать Советы, сможет сохранить свое безопасное положение до того, пока не начнется германско-советская война. Советская армия, использовавашая авиабазы в Эстонии в Зимней войне, стала причиной обмена нотами между Финляндией и Эстонией. Финляндия настаивала, чтобы Эстония придерживалась принципов нейтралитета. Однако, поскольку враждующие стороны явно не объявили войну друг другу, Эстония заявила о невозможности применения принципов нейтралитета; что на самом деле было корректно с точки зрения международного права.

С военной точки зрения Финляндия находилась в намного лучшей ситуации, чем ее южные соседи. После поражения Польши прибалтийские государства, зажатые между Советским Союзом и Германией, были отрезаны от остального мира. Однако надежды Финляндии на получение иностранной помощи в конечном счете не оправдались; такая маленькая страна как Финляндия была, очевидно, неспособна оказывать сопротивление Советскому Союзу в течение долгого времени. Непосредственно в начале Зимней войны в определенных финских кругах Эстонию, а также Латвию и Литву, рассматривали как возможных союзников. С этой целью были начаты радиопередачи на эстонском языке, призывавшие к общему сопротивлению Советскому Союзу. В начале января 1940 в Эстонию бы направлен профессор лингвистики Лаури Кеттунен. Он был уполномочен выяснить, не намерена ли Эстония присоединиться к войне на стороне Финляндии и готова ли Эстония выступить посредником на мирных переговорах. В то же время Финляндия направила в Ригу в качестве своего секретного эмиссара Вилхо Хеланена, одного из ведущих фигур и идеолога Карельского академического общества.

В отличие от официальной сдержанной позиции, занятой эстонским руководством относительно Зимней войны, латвийские и литовские власти не смущались демонстрировать свою поддержку Финляндии и выражать свое негодование по поводу агрессии. Здесь достойны упоминания латвийский министр иностранных дел Вилхелмс Мюнтерс, латвийский военный министр Янис Балодис и литовский посол в Риге Пранас Дайлиде. Влияние Зимней войны на Прибалтику достигло своей кульминации в начале февраля 1940, когда Советский Союз сосредоточил огромные силы против Финляндии, в том числе подразделения, размещенные на границах Прибалтики. Военные круги трех прибалтийских стран выражали глубокую неудовлетворенность просоветской политикой своих правительств в ситуации, в которой война против Финляндии показала настоящее лицо Советского Союза всему миру. Распространялись слухи о возможной атаке прибалтийских государств на советские базы. Эстонское военное руководство, однако, исключало такую возможность, даже если бы на такое согласилась Латвия. Стратегическая ситуация в Европе имела решающее значение - вооруженное столкновение в восточной части Прибалтики отрежет Германию от источников снабжения. Эстония должна была придерживаться идеи об отложенном сражении и терпеть советские военные базы на своей земле до того, как разразится германско-советская война.

Когда Зимняя война закончилась, правительственные круги Прибалтики высказывались в том духе, что в ноябре 1939 Финляндия должна была согласиться с советскими требованиями и если бы Финляндия последовала примеру Прибалтики, она выиграла бы время, чтобы подготовиться к решающему сражению.

14 июня 1940 г. министр иностранных дел Советского Союза Вячеслав Молотов предъявил ультиматум литовскому министру иностранных дел Юозасу Урбшису. Документ был идентичен ультиматумам, которые были 17 июня предъявлены Латвии и Эстонии, за исключением одного требования: представить к суду министра внутренних дел и руководителя полиции; такого не было в текстах ультиматумов к Эстонии и Латвии. Чтобы обеспечить "юридическое оправдание" предстоящему вторжению, в ультиматумах утверждалось, что прибалтийские государства пытались сформировать Балтийский военный союз на базе эстонско-латвийского договора о совместной обороне 1923 г, стремясь таким образом вытеснить из региона советские базы. В ультиматумах далее утверждалось, что Литва присоединилась к эстонско-латвийскому оборонному альянсу, и ожидалось присоединение к нему Финляндии. Основным требованием всех трех ультиматумов было установление правительств, "способных и готовых честно обеспечить проведение в жизнь договора о взаимопомощи". Во-вторых, в ультиматумах содержалось требование, чтобы дополнительные советские войска имели свободный и беспрепятственный пропуск на территорию Эстонии, Латвии и Литвы и право занять все стратегически важные пункты, якобы для "обеспечения возможности осуществления договора". Кажется, однако, что Советский Союз был не совсем уверен в том, сдадутся ли прибалтийские государства без сопротивления.

Вооруженное сопротивление советским частям, размещенным на базах по всей Прибалтике и многочисленным дополнительным войскам, пересекающим границу, было, очевидно, безнадежным предприятием. Советское правительство настояло на том, чтобы зафиксировать вторжение советских вооруженных сил в специальном протоколе. Утром 17 июня, когда Главнокомандующий Эстонской армии генерал Йохан Лайдонер и командующий Ленинградским военным округом генерал Кирилл Мерецков подписывали протокол, части Красной Армии уже пересекли границу. Подобные протоколы были подписаны Руководителем оперативного отдела латвийского Генштаба полковником Ото Удентинсом в Йонишкисе 17 июня, и Главнокомандующим литовской армии генералом Винцасом Виткаускасом в Гудогае 15 июня. Согласно действовавшему между войнами 20-ого столетия международному праву, военное вмешательство считалось оправданным, если и когда оно происходило по взаимному соглашению, если и когда объект вмешательства нарушил действующие соглашения, и если и когда интервент полагал, что находится под угрозой другой стороны.

Прибалтийские военачальники немедленно начали сотрудничество с Советским Союзом и его вооруженными силами, сделав после 14-16 июня заявления, оправдывавшие вторжение. Эти декларации отражали позиции тех политических деятелей, которые называли Советский Союз большим другом - об этом сообщали как иностранные дипломаты, так и международная печать. В своем обращении по радио к литовским офицерам, Главнокомандующий литовской армией Виткаускас и Начальника штаба Пунджевяюс просили, чтобы литовские войска оказали Красной Армии дружественный прием и относились к ней вежливо, в то время как иностранная армия занимала их страну. Генерал Эстонии Лайдонер, после подписания документов капитуляции в Нарве (и прежде, чем он был уволен с должности) успел выпустить три декрета на основании закона о чрезвычайном положении: сначала, о сдаче всего оружия подразделениями Кайтселийта (Лиги Защиты) и гражданским населением; во-вторых, о запрете на проведение общественных собраний и демонстраций; и в-третьих, о запрете кино- и фотосъемок публичных мероприятий.

Эстонское военное руководство в лице генерала Лайдонера и полковника Саарсена интерпретировало вход советских войск как контрмеру против германской экпансии, а не как конец национальной независимости Эстонии. Лайдонер был убежден, что германско-советская война начнется еще до наступающей зимы и она восстановит свободу прибалтийских народов. Было бы довольно сложно предсказать реакцию латвийского и литовского Верховного командования на нападение Германии, но большинство эстонских руководителей полагали, что цель, поставленная в сентябре 1939 - выиграть время и ждать немецкого нападения на востоке - была почти достигнута. Состояние так называемого "отложенного сражения", как ожидалось, закончится в любой момент. Действительно, в июне 1940 года в Эстонии, Латвии и Литве ходили слухи о том, что Германия нападет на Советский Союз в начале июля, не позже, чем в августе. На самом деле, Германия еще не была готова к войне с Советским Союзом. Только летом 1940 года, германское армейское верховное командование начало разрабатывать план нападения на Советский Союз. Однако, Германия укрепила свою оборону, разместив 20 дивизий на восточных границах в сентябре 1940.

Так же, как и в случае с Латвией и Литвой, у Эстонии не получилось создать правительство в изгнании. С начала Второй Мировой войны и после заключения договора о взаимопомощи с Советским Союзом, эстонское правительство, вместо того, чтобы поощрить экспорт человеческих ресурсов и материальных активов, сосредоточилось на том, чтобы предотвращать любые такие попытки. Правительство выпустило декреты, запрещающие экспорт драгоценных камней и иностранных валют, а для передвижения грузовых судов требовались специальные разрешения министерства финансов. Эмбарго на вывоз капитала и драгоценных камней было первоначально связано с репатриацией прибалтийских немцев. Было также очевидно, что неограниченная утечка капитала приведет к разрушению эстонской экономики. По приказу генерала Лайдонера были лишены законной силы иностранные паспорта, а министерство внутренних дел, которое имело право запретить любому гражданину покинуть страну, выпустило новые паспорта.

Почему правительство в изгнании так и не было сформировано, хотя оно могло бы быть легитимным объектом международного права? Только вооруженные силы Германии могли бы освободить Эстонию от цепи советских баз. Поэтому также понятно, почему тратились огромные суммы на улучшение возможностей Кайтселийта (Лиги Защиты) и закупку нового оборудования и оружия. Кроме того, по всей вероятности, любые меры, предпринятые для того, чтобы сформировать правительство в изгнании, были бы немедленно обнаружены как в Берлине, так и в Москве. После подписания договора о взаимопомощи с Советским Союзом, внешняя политика Эстонии склонялась к Советскому Союзу, в то время как Германия занимала второстепенное положение. Эстонское правительство было готово сотрудничать с Советским Союзом до того, как начнется германско-советская война, а сотрудничество с Рейхом должно было идти даже дальше. Сторонники германской ориентации не приняли бы создания правительства в изгнании в нейтральном или антигерманском государстве, идея также столкнулась с внешнеполитическими целями Германии и Советского Союза. Кроме того, было невозможно сформировать правительство в изгнании в Германии, основной интерес которой был направлен на Советский Союз, а не на Прибалтику.

Биографии и деятельность членов литовских, латвийских и эстонских правительств, сформированных в июне 1940 после советского ультиматума, описаны достаточно подробно. Но до сих пор, в печати никак не освещался вопрос о том, когда начались контакты между членами июньских правительств с советским посольством, и что было задействовано в этих контактах. Также не рассматривалась в подробностях культурная политика Советского Союза по отношению к прибалтийским государствам.

14-16 июня 1940 г. Советский Союз оккупировал прибалтийские государства. Для создания просоветских администраций Москва направила эмиссаров в Каунас, Ригу и Таллин, чтобы начать консультации с левой оппозицей, интеллигенцей и различными политическими деятелями для формированиия новых правительств.

17 июня, Антанас Меркис, премьер-министр и, после бегства Сметоны в Германию двумя днями ранее, действующий президент Литвы, назначил следующее правительство: премьер-министр Юстас Палецкис, заместитель премьер-министра и министр иностранных дел и и.о. министра просвещения Винцас Креве-Мицкевичус, министр юстиции Повилас Пакарклис, министр сельского хозяйства и и.о. министра внутренних дел Матас Мицкис, министр здравоохранения Леонас Коганас, министра финансов Эрнестас Галнаускас, министр обороны и Главнокомандующий вооруженными силами Винцас Виткаускас. 18-19 июня Антанас Венцловас стал министром просвещения, а Мечисловас Гедвилас министр внутренних дел. После отставки Меркиса Палецкис принял президентские обязанности.

20 июня, президент Латвии Карлис Улманис назначил следующее правительство: премьер-министр и министр иностранных дел Аугустс Кирхенштейнс, министр внутренних дел Вилис Лацис, министр социальных дел Петерис Блаус, министр здравоохранения и и.о. министра просвещения Юлийс Ричардс Лацис, министр юстиции и и.о. министра финансов Юрис Пеберзс, министр транспорта Яанис Ягарс, военный министр Робертс Дамбитис. Робертс Клавиньш был назначен главнокомандующим латвийской армией. 21 июня Президент Эстонии Константин Пятс назначил следующее правительство: премьер-министр Йоханнес Варес-Барбарус, министр иностранных дел Ниголь Андрезен, министр внутренних дел Максим Унт, министр просвещения Йоханнес Семпер, министр сельского хозяйства Александер Йыеяаэр, министр юстиции Борис Сепп, министр социальных дел Неэме Руус, министр транспорта и коммуникаций Орест Кярм, министр финансов Юхан Нихтиг и военный министр генерал-майор Тынис Ротберг.

Возможнось сформировать просоветские правительства в Литве, Латвии и Эстонии из одних только коммунистов даже не рассматривалсь из-за возможной реакции мирового общественного мнения, в частности, в Германии, а также из-за маргинальности местных коммунистов. В то время как в Эстонии и Латвии Москва избегала назначения любых прежних министров или военачальников, в Литве Галванаускас стал министром финансов в правительстве Меркиса, а Витаускас - главнокомандующим вооруженных сил.

На нашем форуме государственным языком является русский.
Раздел III п.13

ВОКС действовал через советские Общества Дружбы, которые были созданы в 1927-1939 в большинстве западных стран. Работа этих обществ координировалась Международным Комитетом друзей Советского Союза в Берлине, руководство которым осуществлялось из Москвы через Общество культурной связи. В эти общества дружбы входили видные западные писатели, художники, а также политические деятели. Некоторые страны, в том числе прибалтийские, использовали общества дружбы строго в культурных интересах, с целью способствовать своей культурной политике. Творческая интеллигенция и ученые посещали Советский Союз, причем ВОКС покрывал все или почти все их командировочные расходы. Так постепенно формировался круг советских друзей, которые пропагандировали советские культурные и политические идеи в своих собственных странах. С другой стороны, расцвет нацистского режима в Германии оказал влияние на отношение части западной и прибалтийской интеллигенции к Советскому Союзу; который теперь представлял собой последнюю надежду против национал-социализма и ультраправых.

В прибалтийских странах формирование Обществ Дружбы началось при тайном наблюдении советских посольств сразу же после учреждения ВОКС. В Прибалтике была интеллигенция, которая интересовалась русской культурой и симпатизировала Советскому Союзу, и даже правдивые описания советской действительности, публиковавшиеся в правой прессе, не могли изменить ее мнение. Первое Общество Дружбы в Прибалтике (Общество изучения советской культуры) было основано в Каунасе в декабре 1929 г. После регистрации контакты общества с советским посольством стали еще ближе, чем прежде. В Общество входило около 60 активных членов.

В июне 1930 г. Общество содействия культурным отношениям с Советским Союзом было создано в Латвии. Общество, в котором состояло около 50 человек, дало будущему "июньскому правительству" двух министров: премьер-министра и министра иностранных дел Аугустса Кирхенштейнса и министра транспорта Яниса Ягарса, а июньскому составу Сейма -- множество будущих депутатов. В 1920-ых и в начале 1930-ых Советский Союз в своей латвийской политике рассчитывал на социал-демократов и Союз земледельцев и воздействовал на разные правительства через партии, которых не было во власти. Судя по методам работы советского посольства и предыдущими контактами с левыми социал-демократами, ожидалось, что именно эти партии сформируют новое правительство. В июне 1940 г. Москва сделала ставку на намного более умеренные круги, так называемую группу Jaunākās Ziņas, которая находилась в оппозиции режима Улманиса. Газета Jaunākās Ziņas, издававшаяся с 1911, была крупнейшим и самым популярным латышским ежедневным изданием.

В Эстонии Общество дружбы под эгидой ВОКС было создано только в январе 1940 г., хотя и Москвой, и советским посольством, и отдельными частными лицами предпринимались попытки сделать это и ранее. Эстонская политическая полиция затруднила процесс репрессиями против тех, кто пытался основать общество. Учреждение эстонского-советского Общества дружбы стало реальным вскоре после того, как между Советским Союзом и Эстонией был заключен договор о взаимопомощи. Тогда как в Латвии и Литве общества дружбы были созданы в конце 1920-ых объединенными усилиями левой интеллигенции и местных советских посольств, то в Эстонии такое общество было создано непосредственно авторитарным режимом и советским посольством. Эстонское-советское Общество Дружбы было создано в Таллине 3 января 1940 г, когда во всем мире осуждали советскую агрессию против Финляндии и Советский Союз, заклейменный как агрессор, был исключен из Лиги Наций.

В Эстонии ВОКСу пришлось обходиться контактами, которые можно было навести в Ассоциации писателей, Союзе учителей, Педагогическом музее и с отдельными актерами, художниками и учеными. Сообщения ВОКС показывают, что влияние организации в Эстонии было незначительным и круг ее сторонников -- маленьким. Из возможных "июньских министров" только главный редактор литературного журнала Looming Йоханнес Семпер и литературовед Ниголь Андрезен имели какие-либо тесные контакты с обществом. Те министры "июньского правительства", которые не имели связей с ВОКС, все равно находились в контакте с советским посольством; либо через материальный интерес, либо как информаторы.

Потенциальные министры в том или ином виде подверглись репрессиям авторитарного режима. Андрезен, Сепп и Унт, например, были приговорены к тюрьме за то, что выразили свое мнение против режима; им было запрещено проживать в больших городах. Множество латвийских и литовских "июньских министров" было заключено в тюрьму за их левые убеждения и деятельность.

Премьер-министры и министры иностранных дел всех трех "июньских правительств", а также латвийский министр транспорта Ягарс, эстонские министр просвещения Семпер и министр социальных дел Руус, имели отношение к ВОКСу. Советская "культурная дипломатия", ловко эксплуатируя левую интеллигенцию и ее недовольство авторитарным режимом, как оказалось, сыграла существенную роль в подборе людей, которые помогли бы разрушить независимость Прибалтики. В этом отношении нельзя недооценивать роль прибалтийских авторитарных режимов как причину социальной напряженности. Большинство министров "июньских правительств" во всех трех прибалтийских странах были видными фигурами, бывшими в том числе и в составе прежних правительств и парламента, которые пострадали от репрессий авторитарного режима. Нет никакой тайны в том, что левая интеллигенция и часть населения были разочарованы в правительствах, которые пришли к власти через государственный переворот (в Литве, 1926) или остались во власти путем государственного переворота (в Эстонии и Латвии, 1934) и поддерживались полицией, вооруженными силами и добровольными военными организациями (Лига Защиты). С одной стороны, прибалтийские государства потеряли свою независимость в результате политических сделок между Советским Союзом и Германией, при содействии советской пропаганды и подрывных действий. С другой стороны, потеря суверенитета была также облегчена сложившейся в эпоху радикальных перемен в Европе внутренней политической ситуацией в Прибалтике.

Балтийские государства были оккупированы Советским Союзом летом 1940 г. не военной силой, а мирными средствами. Сместив правительства прибалтийских государств при помощи содержавших военные угрозы ультиматумов, Советский Союз нарушил договоры о взаимопомощи, заключенные с прибалтийскими государствами всего шестью месяцами ранее, осенью 1939 г. Кроме того, отсутствие любых видимых и слышимых возражений на действия Советского Союза со стороны народов Прибалтики и их правительств в 1939 г., так же, как и летом 1940, усложнило ситуацию с точки зрения норм, устанавливаемых международным правом. Согласно статье 42 Гаагской Конвенции 1907 года, под занятием (оккупацией) понималось завоевание другой страны или её части в результате военных действий. В случае прибалтийских государств советские вооруженные силы были размещены в Прибалтике в результате заключенного, предположительно добровольно, соглашения – то есть, не военными, а мирными средствами. Гаагская Конвенция 1907 не предусматривала такой возможности, что оккупирующая и оккупируемая стороны могут согласовать порядок установления и действия оккупационного режима посредством дипломатического соглашения. В период между двумя мировыми войнами признавался только один тип оккупации: occupatio bellica или военная оккупация. Понятие мирной оккупации -- occupatio pacifica – то есть, без применения военной силы, было закреплено в Женевской Конвенции 1949 г. Здесь мы должны подчеркнуть, что в июне 1940 г., когда прибалтийские государства и их правительства отреагировали на подкрепленные военной угрозой ультиматумы, законные правительства прибалтийских стран и их представители не отклонили обвинений, содержавшиеся в советских ультиматумах, и приняли их условия без какого-либо официального протеста.

В дополнение к робости, которую проявили все три прибалтийских государства в своих отношениях с Советским Союзом, они быстро превратились в поставщиков дезинформации. Так, подвергаемые цензуре и придавленные авторитарными режимами, прибалтийские новостные агенства и пресса стали посредником между правительственной ложью и собственным населением, да и всем миром в целом - по сути действуя как пропагандистский рупор не только режима, но и Советского Союза. На деле общественности говорилось, что новая ситуация в стране и области не означает оккупации, призывая каждого рассматривать Красную Армию как дружественную союзническую армию. Далее, уполномоченные военные представители всех трех прибалтийских стран подписали протоколы, давшие Советскому Союзу право занять участки земли на своих территориях, таким образом, создав формально законные основания для последующей мирной оккупации. Истинному значению этих и последовавших за ними событий не позволялось достичь общественного сознания, прибалтийские режимы начали свои кампании дезинформации, ослепляя своих собственных людей, а вместе с ними и остальной мир. Иностранная печать и радиостанции всего лишь слово в слово повторяли заявления прибалтийских правительств, постоянно оправдывая таким образом агрессию Советского Союза и оккупацию прибалтийских стран. Как и ожидалось, действия и заявления всех трех прибалтийских республик и их иностранных дипломатических служб стали основанием для того, как в мире оценили события в Прибалтике. Если коротко, то жертва оправдывала действия и преступления своего палача! Вскоре оккупант стал осуществлять военную власть, или, по крайней мере, стал угрожать ее использовать, ограничив тем самым суверенитет оккупированных стран. Однако, потребность в военном оккупационном режиме быстро исчезла: нашлись офицеры левых взглядов и несколько влиятельных фигур, которые поддержали советское правительство и были согласны выполнить все его пожелания. Кроме того, прибалтийские авторитарные режимы -- Улманис, Пятс, а также Меркис – сами открыто и охотно сотрудничали с Советским Союзом.

Помимо упоминания о недостатках действовавшего международного права в определении понятия "оккупации", нужно обязательно понять, что последовавшие за ультиматумами политические и административные действия, произошедшие в Прибалтике, отражали свободный выбор и национальные интересы ни в коем случае не народов Прибалтики, а только оккупирующей стороны – Советского Союза.

Даже сегодня многие в Прибалтике полагают, что, если бы было принято альтернативное решение, то репрессии Советского Союза в прибалтийских странах были бы гораздо более серьезными, и что безоговорочное безмолвное подчинение было действительно благоразумным решением. Также утверждается, что, хотя капитуляция не спасла независимость страны, но, по крайней мере, она сохранила ту часть населения, которая полвека спустя оказалась в состоянии восстановить национальную свободу и независимость. Конечно, такой точке зрения можно противопоставить вопрос: а что бы произошло, если бы эстонцы вообще не боролись за независимость и не победили бы в своей Освободительной Войне 1918-1920? Расследование тех вопросов, в которых отсутствует фактическая сторона, но тем не менее, требуется их анализ, может стать ненаучной спекуляцией вокруг возможных альтернативных поступков, которые политики могли бы предпринять в прошлом. Вне сомнений, большинство историков не признают конструирования событий, если о них нет документированных свидетельств.

В своих речах, произносимых в 1930-е годы, руководство прибалтийских стран клялось защищать независимость своих государств от любого агрессора, кем бы он не был. Но когда агрессор сделал свое предложение, оно было молча принято; а затем у агрессора стали пытаться что-то выторговать.

Это произошло в результате неспособности прибалтийских государств к проведению независимой внешней политики, из-за стремления избежать внутреннего краха, вызванного господством авторитарного управления во внутренней политике, и, наконец, из-за неспособности противостоять инициированной Советским Союзом большевизации, что в общем итоге вызвало общую деморализацию во всех прибалтийских странах.

Безмолвно приняв все требования Советского Союза и поддавшись давлению со стороны Германии, прибалтийские правительства не приняли во внимание нормы международного права и последующие юридические последствия. В самом деле, оккупация прибалтийских государств, произошедшая по двусторонним договоренностям и в уникальных условиях, когда жертва агрессии постоянно оправдывала все действия агрессора, создала ситуацию, к которой на момент капитуляции невозможно применить какое-то определенную норму международного права, и поэтому ей невозможно дать точную правовую трактовку.

На нашем форуме государственным языком является русский.
Раздел III п.13