В последнюю неделю сентября до нас (в Эстонию – прим. перев.) добралась недавно вышедшая книга Александра Дюкова «Миф о геноциде». Репрессии Советских властей в Эстонии (1940-1953)» . На титульном листе вышедшей в мягкой обложке тиражом 700 экземпляров книги – собственноручное посвящение автора: «Эстонским историкам в надежде на научную дискуссию и сближение позиций». Я попытаюсь оправдать надежду автора по крайней мере в том, что касается первой части этогопосвящения.
Предисловие к книге написал Сергей Артеменко, «эксперт по вопросам регионального развития на постсоветском пространстве» санкт-петербургской редакции информационного агентства «Регнум». Заканчивается оно весьма пессимистичным прогнозом относительно реакции на книгу Дюкова в Эстонии:«…Впрочем, ее уже и сейчас можно предсказать с достаточной долей вероятности.Данная работа с архивными и историческими источниками, скорее всего, будет зачислена в разряд «экстремистских изданий», финансируемых Кремлем с целью«подрыва независимости» Эстонии. О чем мы и прочтем в следующем ежегоднике эстонской Полиции безопасности (КаПо). А это значит, что данная книга,несомненно, имеет не только историческую, но и политическую ценность.»
Я не знаю, как Полиция безопасности отбирает для своего ежегодника рецензируемые материалы, однако думаю, что в книге Дюкова она найдет не много интересного.
Александр Дюков – молодой человек (р. 1978), закончивший архивный факультет и ныне занимающийся исторической публицистикой – думаю, в эстонском языке лучшего термина нет. Он не «арихивный волк» старой школы.
Цель книги автор формулирует как «критический, с учетом современной российской историографии и привлечением новых архивных данных из фондов Государственного архива Российской Федерации и Центрального архива ФСБ России,анализ ключевых эстонских мифов о так называемом «оккупационном терроре» -репрессиях Советских властей в Эстонии с 1940-го по 1953 годы.» Понятие «новые архивные данные» следует разъяснить – в отличие от государств, где архивы открыты, в России это не так. Таким образом, речь идет не о новых архивных данных, которые по природе своей не могут быть новыми, но о тех архивных данных, доступ к которым исследователей решено открыть.
О подсчете количества жертв
Обязательным моментом исторической публицистики, посвященной Второй мировой войне, являлся спор о количестве жертв, спор о том, сколько человек погибло на полях сражений, а сколько - стало гражданскими жертвами военных операций, а также – сколько убито, депортировано, отправлено в концлагеря органами безопасности гитлеровской Германии и Японии и, с другой стороны, Советского Союза. Споры эти основывались по большей части не на точных и окончательных списках, но в большей или меньшей степени на оценках, так что, естественно, на свет появляются различные цифры, которые затем яростно отстаиваются и опровергаются, иногда с целью поддержки обвинений в ревизионизме. Начало подобной практике положила гитлеровская Германия в Восточной Европе, используя подсчет жертв НКВД и НКГБ и фотографии зверств, совершенных Советскими органами безопасности, с целью привлечь на свою сторону население оккупированных областей. К концу Второй мировой войны число убитых и пропавших превратилось в аргумент для послевоенного передела мира.Говорилось преимущественно об убитых в результате государственной политики гитлеровской Германии евреях, поляках, гражданах Советского Союза и т.д. С распадом восточного блока внимание стало обращаться также и на преступления против человечности, совершенные в коммунистических странах, в первую очередь в СССР и Китае, а также в других странах. Наибольшее внимание в международном масштабе привлекла к этой теме книга Стефана Куртуа «Черная книга коммунизма», являющаяся попыткой подсчитать жертвы коммунизма во всем мире. Эта книга также, в большей или меньшей степени основывается на оценочных подсчетах.
В Эстонии, особенно после восстановления независимости, уделяли и продолжают уделять большое внимание выяснению всего, что связано с гражданами и жителями Эстонии , которые были убиты, арестованы и высланы во время как советской, таки немецкой оккупаций. Подобная работа в действительности началась уже при немецкой оккупации, когда организация под руководством Эльмара Тамбека составила поименные списки и обобщила материалы об убитых, арестованных и высланных за 1940-1941 годы.Эстонским, если можно так сказать, методическим преимуществом в этой работе был тот факт, что нас мало – в отличие от больших государств, а также и от Александра Дюкова, которые основываются по большей части на фрагментарных отчетах и обобщениях, составленных самими органами безопасности, и которые часто противоречат друг другу, в Эстонии были составлены и списки. Это означает, что если у других в основном занимались цифрами, то мы имели дело с конкретными людьми. В новейшее время этому способствовало и то обстоятельство,что большинство следственных дел жертв НКВД-НКГБ и т.д. находятся в Эстонии, и рабочая группа Бюро Эстонского Регистра Репрессированных под руководством Лео Ыйспуу.
Ни гитлеровская Германия, ни сталинский Советский Союз не были правовыми государствами. Это ставит перед нами при использовании баз данных,составленных учреждениями этих государств, вопрос о том, насколько мы можем и должны вообще им доверять. Наиболее радикальная точка зрения заключается в том, что все они ложные. Однако история это наука, и критическое источниковедение является ее частью, а потому мы не можем поставить в упрек Александру Дюкову его работу с рассекреченными материалами из архива ФСБ. И на основании этих документов также возможно выяснение истины.
Книга Александра Дюкова состоит из четырех больших разделов: репрессии в период с июня 1940 г. до июня 1941 г., июньская депортация, репрессии начала войны и репрессии послевоенного времени 1944-1952 гг. Приложены также разнообразные документы и таблицы. Книга полемична – автор полемизирует с утверждениями эстонских исследователей и его основной тезис заключается в том,что эстонцы произвольно завышают число своих жертв – документы Советских органов безопасности содержат гораздо более скромные цифры – или попросту лгут.Применительно к первому году Советской оккупации он также обвиняет эстонских авторов в том, что они принимают за основу пропагандистские утверждения нацистской Германии. В Эстонии в ответ на подобное обвинение лишь пожали бы плечами, однако на российском книжном рынке оно приобретает совершенно иное значение. Речь идет в основном о данных
В основном автор полемизирует с вышедшей в 2004 г. «Белой книгой», а также с различными книгами Марта Лаара и текстами, содержащимися на интернет-страницах различных эстонских государственных учреждений и музеев, часть из которых существует на английском и русском языках. Автор не производит впечатления знающего эстонский язык. Мы не можем сказать, что все тексты, которым оппонирует Дюков, являются на сто процентов корректными и точными в научном смысле исследовательскими работами. Мало того – эти работы появились в течение последних 15 лет, и в содержащихся в них данных есть различия и противоречия,также как и ошибки и оценки, не нашедшие впоследствии подтверждения. Я не собираюсь вдаваться здесь в детали – это потребовало бы длиннейшей статьи, а на скорую руку составленная и местами весьма поверхностная работа Дюкова не стоит такого внимания. Складывается ощущение, что Дюков считает эстонских авторов и ораторов не то чтобы умышленными лжецами, но просто невежественными людьми –потому что какой смысл завышать число жертв менее чем вдвое, в чем он эстонских авторов и упрекает?
Для примера возьмем мартовскую депортацию 1949 года: эстонцы говорят о 20702 человеках, Дюков – о 20 535. Подобные различия – если отбросить гиперболы некоторых эстонских публицистов и ораторов, также обличаемые Дюковым – можно увидеть и применительно к другим цифрам. Итак, Дюков не отрицает самого факта репрессий – которые в тогдашнем Советском Союзе были делом обычным, о чем он исам пару раз упоминает – однако утверждает, что эстонские исследователи завышают количество жертв, поскольку заключения НКВД-НКГБ-МГБ содержат иные цифры.
Правопреемственность Эстонии автор не признает. На самом деле, он исходит из советского принципа различать национальность, а не гражданство, особо упоминая пару раз репрессированных в Эстонии русских. В этом нет непосредственной вины автора, так значится и в документах НКВД-НКГБ. Начиная с 1940 г., однако, он считает жителей Эстонии гражданами Советского Союза. Это становится очевидным,когда он рассматривает смертные приговоры в 1940-1941 гг. Если причисление к противоправным репрессиям расстрела в 1941 г. дезертировавших из Красной Армии он считает «проблематичным», то «исключение составляют приговоры, вынесенные за разведывательную деятельность против СССР: очевидно, что сотрудники эстонских разведорганов, которым выносились эти приговоры, были виновны лишь в выполнении своего служебного долга» (стр. 26). Из непризнания правопреемственности вытекает и заявление автора о том, что мобилизацию 1941 г., гибель людей в трудовых батальонах, также как и наказание за участие в движении сопротивления после войны он не считает репрессиями (стр. 113).
В одном своем утверждении он смешивает понятия национальности и гражданства по принципу территории: а именно, основываясь на том, что в 1941 г.из Эстонии было мобилизовано 33 000человек и указывая, что в сформированном в 1942 г. Эстонском стрелковом корпусе на ноябрь 1942 г. числился 27 331 боец, из которых эстонцы составляли 88,5%, и добавляя сюда мысленно часть от 25 00 эвакуированных, он утверждает, что гибель минимум четверти мобилизованных в трудовые батальоны эстонцев – это очередной миф (стр. 82-83). Здесь автора вводит в заблуждение советская статистика,оперировавшая национальностями, а не гражданами Эстонии – известно, что значительную часть стрелкового корпуса составляли так называемые российские эстонцы. Также он пишет, что на протяжении всей войны в рядах корпуса сражалось до 70 000 человек, и составная часть эстонцев всегда была около 80% (стр. 81).Не вдаваясь далеко в происхождение этих цифр (советская статистика), следует констатировать, что так много нас, конечно, никогда не было.
Вместо заключения.
Несмотря на то, что книга называется «Миф о геноциде», я не нашел в ней определения геноцида. Таким образом, неизвестно, что считает автор геноцидом,и, следовательно, с ним невозможно на эту тему дискутировать в исторически-правовом аспекте. Автор сосредоточен на цифрах, и рассмотрения противоправности репрессий против мирных жителей как своего, так и иных государств,в книге нет. Но такова специфика его книги. Автор – молодой человек, и с жертвами Второй мировой войны у него нет личного контакта. Этим объясняется и цинизм его фразы из заключительной части: «Таким образом, репрессии 1944-1953годов затронули около 5-6% населения Эстонии, причем большая часть репрессированных впоследствии благополучно вернулась на родину» (стр.108).
В действительности, это бросилось в глаза только потому, что подобные фразы этим летом частенько приходилось читать в серьезных эстонских газетах, и выходили они из-под пера гораздо более старших людей. В книге есть еще столь же циничные места, например, депортации1941 и 1949 годов, «достаточно жесткая репрессивная акция» (стр.64) в ней объясняются деятельностью эстонских националистов и, позднее, лесных братьев,что и подтолкнуло к такой акции Советские органы безопасности. Автор, как было отмечено выше, не признает правопреемственности Эстонии. Не признавая суверенитета Советского Союза, например, над Ингрией (Ленинградской областью –прим. перев.), мы могли бы точно так же рассматривать преследование тамошних партизан и их помощников со стороны германских оккупационных властей как«достаточно жесткую репрессивную акцию», виновны, однако, в которой сами партизаны.
В случае с рассматриваемой книгой мы зачастую имеем дело с прямой дезинформацией, политическое значение которой, равно как и попыток поставить под сомнение компетентность эстонских ученых, понимает как автор предпосланного книге предисловия, так и читатель с незашоренным взглядом. Хотя нижеследующее и не является рекомендацией к прочтению книги, я бы посоветовал, однако,пролистать книгу Александра Дюкова вместе с исследователем истории репрессий спичрайтерам и прочим мастерам слова, если им предстоит затронуть данную тему: когда говоришь и пишешь о страданиях, неточность – это в первую очередь отсутствие уважения к самим пострадавшим.
Тоомас Хийо, научный сотрудник музея Лайдонера
