Великая тайна американской дипломатии Александр Фоменко, депутат Государственной Думы, секретарь правления Союза писателей России
В середине сентября простодушные американские сенаторы единогласно проголосовали за очередную резолюцию, предлагающую президенту США и Государственному секретарю убедить правительство Российской Федерации признать и осудить незаконность "советской оккупации" Прибалтики в 1940-1991 г.г.
Вообще-то резолюция эта - поздравительная, и принята по случаю 90-летия провозглашения первой по счёту независимости Латвии. И причём здесь новая некоммунистическая РФ, когда сенаторов беспокоит память об инкорпорации прибалтийских республик в состав коммунистического СССР?
Об "оккупации" чего, собственно, идёт речь?
С точки зрения антикоммунистической и юридической, советский режим в целом можно было признавать "незаконным", но со времён Рузвельта Конгресс США не ставил под сомнение его легитимность.
Если же советский режим в начале Второй мировой войны признавался легитимным, то любые несогласия с процедурой включения Прибалтики в Союз ССР потеряли актуальность уже в 1991 г., когда тот же СССР исключил её из своего состава, признав независимость всех трёх прибалтийских стран, а затем вообще прекратил своё историческое существование.
Ну причём, скажите, здесь нынешняя Российская Федерация? Да, она стала правопреемником СССР, но наследование материальных активов отнюдь не предполагает наследования моральной ответственности. Особо увлечённые прибалтийские антикоммунисты могли бы, конечно, указывать нам на наличие ленинского мавзолея прямо на главной московской площади и требовать извинений за что-то, но лучше им вначале на себя оборотиться. Ведь в Риге до сих пор стоит советский памятник красным латышским стрелкам, чьё кровавое вмешательство в наши внутренние дела стоило столь дорого.
Но дело в том, что прибалтийские эмигрантские лоббисты в США и постсоветский "агитпроп" в самой Прибалтике сделали своё дело. Они уже и сами, видимо, поверили собственной легенде о том, что всё прогрессивное человечество во главе с Соединёнными Штатами не только восторженно славило появление на карте мира этих новых государств в далёком 1918-м, но и с плачем и стенаниями встретило известие об их советизации в 1940-1941 г.г.
Хотя в действительности всё происходило совсем не так, как кажется сегодня мало читавшим любителям выставлять Москве для оплаты "антикоммунистически-антисоветские" счета. Жаль, что перед голосованием Исследовательская служба Конгресса не распространила среди американских законодателей соответствующие выдержки из сборника официальных документов американского дипломатического ведомства.
Это было бы для них весьма полезным чтением! Они бы убедились тогда, что с начала Революции и Гражданской войны и вплоть до самого 1922 г. Государственный департамент США был, по сути, единственной силой, которая упорно и настойчиво защищала неделимость русской территории, причём даже вопреки официальной точке зрения тогдашней коммунистической Москвы.
Сегодня в столицах прибалтийских стран не любят вспоминать о том, что именно Советская Россия первой признала Эстонию - уже в феврале 1920 г., Литву - в июле, и Латвию - в августе того же года. Вслед за большевиками, (но только после поражения Врангеля) Англия и Франция тоже признали Эстонию, Латвию и Литву - в 1921 г.
Сразу после признания прибалтов большевиками, в августе 1920 г. Государственный секретарь Б. Колби так, например, излагал позицию своего ведомства по этому вопросу:
"Департамент продолжает быть настойчивым в своем отказе признавать прибалтийские государства в качестве независимых от России государств. <...> Американское правительство <...> не считает полезными какие-либо решения, предложенные какой-либо международной конференцией, если они предполагают признание в качестве независимых государств тех или иных группировок, обладающих той или иной степенью контроля над территориями, являвшимися частью Императорской России".
Действительно, в полном соответствии с этими декларациями, и в 1919, и в 1920, и в 1921 г.г. Государственный департамент США весьма холодно отвечал на обращения к нему литовских, эстонских и латвийских властей с просьбами о дипломатическом признании. Причём даже сторонники такого признания внутри американской дипломатической службы использовали в своих посланиях вполне "прорусские" аргументы. Так, представитель США в Риге Э. Янг сообщал в Вашингтон в том же 1920 г.:
"У местных лидеров нет иллюзий относительно будущих отношений этих государств с Россией, и они вполне осознают, что в своё время, с восстановлением в России надлежащей, устойчивой формы правления, прибалтийские провинции вновь окажутся частью того, что вероятно станет федеративной Россией. Дабы способствовать воплощению в жизнь того, на чём настаивает наша русская политика, я настоятельно рекомендую признать эти три государства de facto, с тем, чтобы в скором будущем, если нынешние обстоятельства сохранятся, признать de jure Латвию и Литву - с оговоркой или заявлением о том, что это признание никоим образом не может быть интерпретировано как отклонение от нашей политики, оставляющей на будущее урегулирование тех отношений, которые будут существовать между этими государствами и новой Россией. С Эстонией же следует подождать до того момента, пока она не очистит себя от позора большевизма."
Последнее замечание объясняется тем, что, вопреки расхожим легендам, никакой антикоммунистической активностью прибалтийские режимы никогда не злоупотребляли. Даже Таллин в 1918-1919 г.г. защищали от красных лишь немецкие добровольцы вместе с белыми русскими.
В том же 1919 г. эстонские власти сделали всё, чтобы не дать армии Юденича взять Петроград, а затем эстонцы и латыши воспрепятствовали отправке её частей на деникинский фронт.
Эстонское правительство Тыннисона (бывшего депутата нашей Государственной Думы) отдало приказ о полном разоружении белых русских воинов при переходе ими границы. Эстонцы не только захватили всё вооружение и все склады военного имущества, множество вагонов и паровозов, но и открыто грабили личное имущество русских офицеров при сдаче ими оружия. Согласно воспоминаниям очевидцев, "измученных, больных и голодных не впускали в жилые помещения, а загнали в лес и болота, где несчастные, при морозе в 10 градусов, должны были провести несколько ночей под открытым небом… множество людей замёрзло, многие умерли от истощения".
В январе 1920 г. и самого Юденича выслали в Советскую Россию (!). И только резкий демарш французской и английской военных миссий предотвратил худшее: поезд с Юденичем, уже направлявшийся к границе, был остановлен по дороге к границе.
Американским дипломатам пришлось вмешиваться в эстонско-советские игры, когда в марте-апреле 1920 года, в преддверии заключения договора с Советской Россией, власти "независимой и демократической Эстонии" взялись за регистрацию бывших офицеров армии Юденича - на предмет их дальнейшей выдачи красным. Тогда только прямая угроза Государственного департамента "прекратить поставки продовольствия Эстонии до того момента, пока от Эстонии не будут получены гарантии относительно невыдачи этих людей Советскому правительству" помешала ретивым деловым партнёрам ленинского правительства.
Неудивительно, что американские дипломаты, наблюдая за всеми этими художествами, весьма скептически оценивали человеческие качества прибалтийских политиканов и серьёзность их перспектив на будущее.
Вот как рассуждал тот же Э. Янг в апреле 1922 года, незадолго до признания Штатами прибалтийских правительств: "продолжение их пребывания в статусе независимых государств, возможно, будет также зависеть от силы или слабости нынешнего или любого будущего правительства в России, и от отношений, которые в будущем будут существовать между Россией, с одной стороны, и этими тремя так называемыми государствами, с другой стороны."
"Сейчас бесполезно обсуждать вопрос о том, насколько латыши, эстонцы и литовцы были вправе, с моральной точки зрения, провозглашать свою независимость в час слабости России. <...> Пожалуй, кажется, что путём некоторого поощрения этих так называемых государств можно действительно добиться того, чтобы эта часть России осталась недосягаемой для опустошения нынешним московским режимом."
Звучит парадоксально, но в качестве единственного, по сути, обоснования для официального признания так называемых государств американский дипломат выдвигал желание уберечь от опустошения тогдашним московским режимом Ленина и Троцкого эту составную часть России!
Только после окончательной победы красных на Дальнем Востоке и исчезновения надежд на восстановление исторической России, американское правительство пошло на дипломатическое признание "правительств в прибалтийских провинциях", причём весьма показательным образом.
Ускорило дело то, что республиканцам нужно было привлечь на сенатских выборах 1922 года в Массачусетсе голоса избирателей прибалтийского происхождения. Именно поэтому Президент Гардинг дал указание Государственному секретарю Хьюзу немедленно признать прибалтийские режимы - уже тогда внешняя политика США стала в большой степени зависеть от иммигрантских лоббистов.
(Во время Тегеранской конференции Рузвельт, например, был вынужден просить Сталина и Черчилля скрывать планы антигитлеровской коалиции относительно послевоенной судьбы Польши из-за необходимости учитывать голоса польских избирателей на американских президентских выборах 1944 года.)
Государственный секретарь США Ч. Хьюз не только выполнил указание, но и выступил в июле 1922 года по этому поводу со специальным разъяснением, где утверждал:
"…Соединенные Штаты последовательно настаивали, что расстроенное состояние русских дел не может служить основанием для отчуждения русских территорий, и этот принцип не считается нарушенным из-за признания в данное время правительств Эстонии, Латвии и Литвы, которые были учреждены и поддерживаются туземным населением."
Надо сказать, что эти слова Секретаря Хьюза никогда не были дезавуированы Государственным департаментом, и сохраняют своё значение до сих пор.
Вопреки современным легендам, инкорпорирование прибалтийских государств в состав СССР в начале Второй мировой войны не вызвало кризиса во взаимоотношениях основных геополитических игроков.
И правительство президента Рузвельта, в пору сложных игр национал-социалистической Германии и Советской России в Восточной Европе, не было всерьёз озабочено попытками Москвы установить контроль над бывшим русским Прибалтийским краем.
Спорить в 1939-1940 годах можно было лишь о том, по какому варианту здесь будут развиваться события: в прибалтийских столицах были тогда сторонники как немецкой (нацистской), так и русской (советской) ориентации.
И ни они, ни западные парламентские демократии, не особенно стремились учитывать различия между Германией и нацизмом, между Россией и советизмом.
Для Литвы, в отличие от Латвии и Эстонии, у советского правительства было в 1939 г. действительно соблазнительное предложение. И вольная Литва не долго колебалась перед официальным принятием из рук товарища Сталина только что отобранного им у поляков города Вильны с окрестностями, каковые населяло примерно 450 тысяч человек.
Варшаве, как всегда, не повезло в конце очередного раунда: она, было, в итоге так называемого "мюнхенского сговора" Лондона и Парижа с Берлином относительно раздела Чехословакии, сумела отхватить себе часть чехословацкой территории, но насладиться отобранным так и не успела. Польшу саму, в очередной раз, разделили - в итоге "сговора Молотова и Риббентропа".
В обмен на согласие с явным ограничением суверенитета, Литва получила весьма солидную прибавку - и территории, и населения. Причём соотношение литовцев с нелитовцами было - один к пяти: 75 тысяч литовцев, 100 тысяч поляков, 275-300 тысяч русских и евреев.
Радости литовцев от столь неожиданного приобретения, похоже, не было границ. (Мнения нелитовцев при этом никто, разумеется, не спрашивал.) В день объявления об официальной передаче города Литве, американский посланник писал Государственному секретарю:
"Демонстрации происходили в течение всего дня. <...> Возвращение Вильны встречено с огромным воодушевлением, и какие-то демонстрации ожидаются вечером. <...> [Вице-премьер] Бизаускас высказал мнение о том, что сегодняшняя Россия является не столько красной, сколько национальной.".
Действительно, внешняя политика сталинского СССР довольно далеко ушла от ленинско-чичеринских времён "раздачи территорий в обмен на сохранение режима у власти". Что дало повод, например, посланнику Латвии в Москве Людвигу Сея считать, что "с тех пор как Молотов является Комиссаром иностранных дел, советская политика ясно свидетельствовала о возврате к русскому национализму". Латвийский же посол в США Альфред Бильманис говорил о Сталине, что "в данный момент он на 90% процентов - русский в своих мыслях, и только на 10% коммунист."
Именно на основании подобных мнений администрация Рузвельта и вырабатывали своё отношение к происходившим в Прибалтике событиям.
Понятно, почему в официальном заявлении и.о. Государственного секретаря США Самнера Уэллса от 23 июля 1940 года, в связи с инкорпорацией прибалтийских стран, упоминались некие "хищнические действия", но Советский
Союз при этом даже не был упомянут (!).
Когда в августе 1940 года Москвы потребовала закрыть американские представительства в Вильнюсе, Риге и Таллине тот же Самнер Уэллс весьма красноречиво объяснил Рузвельту бесполезность ответных мер: подобный обмен дипломатическими ударами с Советами "может сделать напрасными предпринимаемые нами как раз сейчас попытки <...> улучшить отношения между Соединёнными Штатами и Советским Союзом". Именно улучшение отношений с СССР стояло тогда в американской повестке дня!
Определённые трудности возникли у американской дипломатии даже с представлением Наркоминделу ноты о непризнании Правительством США законности процедуры "народного волеизъявления" прибалтийских стран и включения их в Союз ССР. Ведь оба партнёра прекрасно понимали, что те же литовцы за восемь месяцев до этого - вообще обошлись в Виленском крае без каких-либо голосований.
В весьма остроумной советской ноте от 22 августа того же 1940 года американское заявление называлось "необъяснимым, так как всем хорошо известно, что Правительство Соединённых Штатов не однажды, через своих официальных представителей, выражало несогласие с отделением выше поименованных прибалтийских стран от России, несомненно рассматривая такое отделение не соответствующим интересам народов России, в настоящее время - Союза Советских Социалистических Республик - или народов Эстонии, Латвии и Литвы".
"В связи с вышеупомянутым, - иронизировал Наркоминдел, - совершенно непостижимым является то, что Правительство Соединённых Штатов посчитало возможным, в полном противоречии с вышеизложенными собственными его декларациями, возражать против воссоединения народов Эстонии, Латвии и Литвы с народами Советского Союза..."
Советская дипломатия, упражняясь в остроумии, делала тогда вид, что руководители Государственного департамента, говоря об "исторической России", могли иметь в виду Советский Союз конца 1930-х годов. Но надо признать, что уже через год Соединённые Штаты, безо всяких колебаний, признали СССР своим более чем важным союзником, причём вполне "демократическим": войну против тогдашней диктаторской "оси зла" (Берлина-Рима-Токио) официально вели именно "демократии" и "свободные нации".
Что бы ни происходило во взаимоотношениях Вашингтона и Москвы - от холодных войн до "разрядок", но ни одно из официальных заявлений государственного департамента США относительно желательности для всеобщего мира восстановления территориальной целостности исторической России (Российской империи) никогда и никем не было дезавуировано.
Ибо у американской дипломатии должны были быть достаточно веские основания для столь резкого изменения точки зрения, вроде вдруг изменившихся норм международного права - но эти нормы не изменялись, вплоть до недавнего отторжения от Сербии провинции Косово и Метохия. (И любое московское правительство, которое пожелает стать правопреемником дореволюционной России, должно будет заново соглашаться с отчуждением, например, наших прибалтийских провинций.)
Нужно признать, что единственным обоснованием долголетнего непризнания Вашингтоном факта нахождения прибалтийских республик в составе СССР служила внешнеполитическая целесообразность (официальное "противостояние коммунизму") и внутриполитическая целесообразность (удовлетворение чаяний организованного прибалтийского лобби). Но после налаживания отношений США с китайскими и вьетнамскими коммунистами первая причина испарилась. А с постепенным вымиранием и уменьшением удельного веса прибалтийской диаспоры в США испаряется и вторая причина. Других причин - нет.
Помнится, ещё в 1920 г. Секретарь Б. Колби весьма патетично говорил о том, что его страна "уверена в том, что восстановленная, свободная и единая Россия снова займет своё ведущее положение в мире, присоединившись к другим свободным странам в деле поддержания мира и упорядоченного правосудия."
Сегодня она - не по-советски "восстановленная, свободная и единая". И хотя среди свободных (сиречь суверенных) стран согласья нет относительно способов поддержания международного мира и правосудия, но, тем не менее, в обозримом будущем не следует ожидать от обеих палат Конгресса США учащения рецидивов, подобных последней "поздравительной" резолюции.
Ничто не говорит о том, что прибалтийские страны могут стать исключением из вековой закономерности, сформулированной ещё Томасом Джефферсоном. Один из отцов-основателей США настаивал на том, что его страна не должна иметь "обязывающих союзов - ни с одной" страной мира.
Собственно, именно в этом и состоит великая тайна и сила американской дипломатии. (О которой, впрочем, могут и не подозревать простодушные американские законодатели.)
http://www.izvestia.ru/comment/article3121819/
